Младшие братья - Страница 2

Димка присел от неожиданности. Тут же опомнился:

— Мотаем отсюда! Быстро! — и показывая пример, рванул вниз, в темноту.

Луч не хотел отпускать, упрямо цеплялся за спину. Он держал в перекрестье света и ужаса — ужаса перед неизвестным и непонятным — так что волосы поднимались дыбом, а ноги делались ватными. Что это, Димка не знал. Но понимал, что если не улизнёт, не спрячется немедленно — да хотя бы не закричит! — то обмочится постыднейшим образом. Но напудить в штаны со страху — это было бы не самое плохое. О самом плохом не стоило и думать.

Он дико взвизгнул и сиганул в сторону, прямо в густые, увенчанные двухсантиметровыми колючками заросли. Проломил их, словно ослепший, не чувствующий боли носорог. Колючки рвали рубаху и джинсы, в кровь раздирали кожу, но он не замечал этого. И уж тем более не думал, что влетит от родителей за безнадёжно испорченную одежду. Он вообще ни о чём не думал. Подчинялся инстинкту — спастись, выжить. И когда толстая коряга схватила за ногу, опрокинула наземь, он сжался в клубок, накрыл голову руками, зажмурился. Старался не то что не двигаться, а и не дышать.

Когда он осмелился открыть глаза, приподнять голову, вокруг было темно. Димка полежал немного, потом встал, медленно, осторожно, кривясь от боли в исцарапанном теле, выбрался из зарослей. Жёлтый диск исчез.

— Макс? — несмело окликнул он.

Никто не ответил. Только трещали сверчки, и шумел ручей на дне. Димка набрался смелости, позвал во весь голос:

— Макс! Макс, ты где?!

Часть I. Самое большое приключение

Глава 1, в которой Максим не верит своим глазам

— Он спит, вы пришли слишком рано!

— Я пришёл вовремя. Он спал достаточно, пусть просыпается.

— Будить его — это неправильно. В церемонии первого пробуждения…

— Меня не интересуют ваши белые церемонии! Лучше скажите честно, магистр надеется, что уговорит криссов отдать этого дикаря вашему ордену? Ничего не выйдет! Я записал его во все геральдические списки. Он наш! Пусть просыпается. У меня всё готово для церемонии приобщения.

Слова были понятными, но смысл дискуссии Максим уловить не мог. Ясно, что обсуждали, спит он или нет. И от результатов обсуждения зависело… Чёрт его знает, что от этого зависело! Поэтому он открыл левый глаз. А правый оставил закрытым.

Он лежал на кровати в незнакомой комнате с белыми стенами и потолком. Больничная палата? Мотоциклист их всё-таки сбил, козёл. Интересно, что с Мёрзлым?

Максим подумал о друге… и тут же забыл о нём. Потому что посмотрел на людей, стоявших возле его кровати.

Пожилая женщина — врач? — была одета в белую блузу без рукавов и смешные, будто надутые изнутри штанишки, тоже белые. Дополняла её наряд белая шапочка, но не больничная, а какую одевают пловцы во время соревнования.

Одежда докторши была странной. Но стоявший рядом с ней высокий, черноволосый мужчина с длинным, крючковатым носом одет был ещё забавней: оранжевая майка и короткая, выше колен, красно-оранжевая, словно пламя, юбка. Из-под юбки выглядывали голые волосатые ноги. Босые.

И докторша стояла босиком. Ногти накрашены белым, серебристые татуировки на лодыжках. Такие же оказались у неё на тыльной стороне кистей. В сочетании с выкрашенными в серебристый цвет бровями эффект был ещё тот. Максим не решался определить, кто из этой парочки выглядел более странным. Нет, это не больница, а цирк. Или больница, в которой вместо врачей клоуны.

— Пробудился, — заметил его открытый глаз носатый. — Я, старший геральд-мастер славного Оранжевого Ордена, Пиаррадо Савай, приветствую тебя, юноша!

И уже менее торжественным тоном добавил:

— Вставай и одевайся. Пора приступать к церемонии.

Максим открыл второй глаз. И сообразил, что лежит абсолютно голый. Поспешно сел, схватил обнаружившийся у изголовья свёрток — футболка и юбка, точно такие, как у носатого. Он хотел спросить, где трусы, но почему-то постеснялся. Не только люди, но и правила в этой больнице были странными.

— Так как же тебя зовут, юноша? — спросил Савай, едва с одеванием было покончено.

— Максим. Максим Волгин.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Футболка была впору, носить же юбки ему прежде не доводилось, потому казалось, что та вот-вот сползёт. Или задерётся, обнажая чего не надо.

— Мак-Сим-Вол-Гин, — повторил Савай, растягивая слова и не следя за ударением. — Неблагозвучно и примитивно. Сократим до Мак-Гин.

— С какой радости? — возмутился Максим, обиженный за свои имя и фамилию. Мало того, что юбку заставили напялить, так вдобавок Макгином каким-то называться требуют. Что он им, шотландец, что ли? — Меня Максим зовут. Ну, Макс можно.

— Маакс, — попробовал на зуб и это слово носатый. — Это не имя, а дикарское прозвище. Ладно, пусть останется пока. Позже подберём тебе хорошее, достойное члена славного Оранжевого Ордена имя. Пошли, нам пора.

Лишь теперь Максим заметил, что разговаривает Савай странно. Он слышал звук его голоса, видел, как шевелятся губы, но слова не попадали им в такт. Такое бывает в дублированных фильмах. Причём дубляж наложили поверх оригинальной звуковой дорожки.

Обдумать это странное свойство как следует, Максим не успел. Он вообще не успевал думать — слишком много непонятного валилось на голову. А носатый схватил его под локоть и потянул за собой.

— Счастливой тебе жизни! — пожелала на прощанье врачиха. И серебряные татуировки её вдруг вспыхнули золотом.

— Ага, спасибо, — машинально кивнул Максим, уже не в силах удивляться.