Младшие братья - Страница 75

Лишь в самый первый день их путешествия Огница спросила:

— Макс, скажи, когда ты помешал мне убежать от лупоглазых… Почему ты был уверен, что этот Урмшур вернётся за тобой?

— Потому что он мой друг, а друзей в беде не бросают. Разве у вас в Добрии не так?

— В Добрии так, но у нас живут люди. А это — не человек! Как он может быть другом?

— Какая разница? Шур нёс тебя, когда ты лишилась чувств в синей пустыне. Если бы не он, ты бы умерла там.

— И я унесла коротышку от волосатых. Но это ничего не значит! Они другие, понимаешь? Не люди. Они думают по-другому, потому я не могу им доверять.

— Люди разные бывают. Могут быть люди — враги, и не люди — друзья.

— Ты странно говоришь, я этого не понимаю, — призналась Огница. Помолчала немного, и неожиданно спросила: — А меня ты кем считаешь?

— Конечно ты тоже мой друг! — поспешил заверить Максим. И заметил с изумлением, что щёки девушки краснеют.

Она поджала губы, быстро отвернулась. Прошептала:

— Друг? Жаль…

Он недоумённо уставился на её затылок. Хотел переспросить — почему жаль? — но что-то помешало. Кажется, очередной возглас Гундарина из соседней повозки.

Поездка заняла полных шесть дней по добрийскому исчислению. В Од’дмере время считали иначе, что и не удивительно — ни толмачей, ни звонниц с часовыми колоколами здесь не было. Как именно — Максим разобраться так и не смог. Подозревал, что возницы ориентировались по кучевым облакам, с завидной регулярностью приходившим с востока и поливавшим землю короткими тёплыми дождями. Но облака приходили один раз за од’дмерские сутки, так что возможно, существовали и другие приметы.

На седьмой день, когда корзины с провизией опустели, а однообразие пейзажей начало утомлять, путешественники добрались до столицы. Гладкая, хорошо наезженная дорога сделала очередной поворот, выбежала из рощи, и… Максим не сразу понял, что видит перед собой.

Это был холм. Большой зелёный холм, весь, от подножия до макушки уставленный… нет, застроенный разноцветными кубиками, башенками, пирамидками. Изрытый тысячами норок, обвитый лесенками и дорожками, мостиками и виадуками, украшенный флажками, транспарантами и цветочными клумбами. Словно кукольный городок невероятных размеров спрятался внутри холма, выставив наружи крыши, крылечки, балкончики и террасы.

Передняя повозка остановилась. Гуня выпрыгнул из неё, пробежал несколько шагов к удивительному городу. И вдруг опустился на колени, воздел руки к небу, запричитал:

— Это Од’дом! Он мне снился точь-в-точь таким!

Возницы только чесали макушки, глядя на него.

Максим выбрался из повозки, медленно подошёл к коротышке. Тот заметил, вскочил, бросился к нему. В глазах у него блестели слёзы.

— Макс, это Од’дом, я его разыскал! Я так благодарен, что ты привёл меня сюда. Теперя сделаю для тебя всё, что ни попросишь!

Максим натянуто улыбнулся. Он понимал, что никакой это не Од’дом, а один из странных плоских миров с изумрудным небом и неподвижным солнцем. Когда-то его заселили олли, сбежавшие из-под власти криссов, точно так же, как предки Огницы заселили Добрию. Потому что ни те, ни другие не смогли разыскать дорогу в свой родной мир! На свою собственную круглую планету под чёрным звёздным небом.

Шур подошёл, стал рядом с ними. Задумчиво оглядел кукольный город, предложил:

— Думаю, будет правильно нам ждать здесь. Гундарин, ты пойдёшь к правителю. Это мир твоих сородичей, поэтому ты сейчас главный у нас. Будешь вести переговоры.

Максим не возражал. Соваться в подземный город-дом было боязно. При всей его «игрушечности».

Гуня посмотрел на них, поразмыслил. Кивнул:

— А чиво, схожу. Поговорю с тутошними начальниками.

Максим ожидал, что возницы будут сопровождать Гундарина. Но те лишь потолковали с ним, видимо, разъясняя, куда какой вход ведёт, затем разгрузили повозки, развернули «конячек» и споро укатили к себе в деревню. А Гуня так же споро засеменил к холму.

Проводив его, Максим, Огница и Шур расположились в тени росших на опушке деревьев. Трава здесь была густая, мягкая, она уже успела просохнуть после дождика, но сохраняла аромат свежести, какой бывает только весной. На ней было так удобно сидеть и ждать.

Хотя нет, сидеть было удобно, а вот ждать — тревожно. Минута сменяла минуту, потом и час прошёл. Огница успела сжевать три ломтика пастилы, Шур догрыз последнее «куриное» крылышко, а коротышка не возвращался. Максим вспомнил о браслетах и пожалел, что не дал один Гуне. Но хорошая мысля, как водится, приходит опосля.

В конце концов, он не выдержал, спросил у сфинкса:

— Как думаешь, чем закончатся переговоры с правителем? Что он скажет?

— Возможны два варианта. Либо он разрешает раскопать выход, и мы раскапываем. Либо не разрешает. Тогда мы раскапываем без разрешения. Это плохой вариант. Самый худший.

Шур не угадал.

Гуня вернулся через два часа. Вернулся не один, но и не в сопровождении процессии придворных или отряда стражников. Рядом с ним шёл всего один человек. Вернее, один олли. В таких же куцых штанишках на лямочках и распашонке песочного цвета. На голове у него красовалась широкополая соломенная шляпа. А когда они подошли ближе, Максим разглядел, что лицо у незнакомца гораздо темнее и морщинистее, чем у Гундарина. Лицо выдавало его почтенный возраст.

— Этава… — неуверенно промямлил Гуня. — Вот, мудрый правитель Андирон-Т’урон. Собственнолично, как бы…

При этих словах незнакомец снял шляпу и учтиво поклонился. Максим удивлённо взглянул на Шура. Не верилось, что правитель целого мира причапает встречать чужеземцев, да и ещё на своих двоих, без свиты и охраны. Он уточнил у Гуни: