Младшие братья - Страница 27

На десятый день с их появления в Добрии, как раз, когда колокол возвестил, что пришло время последней трапезы, бывший консул заявился с известием о своём новом назначении. Лицо его прямо-таки светилось от удовольствия и усики торжествующе топорщились. Радоваться было чему: князь пожаловал ему титул тиуна, то бишь сборщика халявы в Задвери.

— Сегодня не требуется! — новоявленный тиун захлопнул дверь перед носом у стражника, тащившего заключённым котелок с «ужином». — Сегодня у нас праздник. Рен-Рендук угощает!

Пусть был он гадом и мерзавцем, каких поискать, но жадности за ним не водилось. Минута — и на столе стояли жареное мясо с грибной подливой, гора толстых, широких, как тарелка, оладьей, миска сметаны, туески с малиной, ежевикой, смородиной. И последним мазком в натюрморте — графин с тёмно-рубиновым напитком.

У Гуни слюнки потекли от вида стольких лакомств.

— Ах ты ж, лепота! Нас так не кормят. Всё суп да каша, никто не знает, из чего сделанная, — не дожидаясь остальных, он схватил верхнюю оладью, макнул в сметану, сунул в рот.

Угощение в самом деле было знатное. У Максима рот начал наполняться слюной. Он взял вилку, наколол кусок мяса, отправил в рот. Да, это вам не блошатина из Отстойника и не синтетическая еда Вирии.

— Вкусно? — тиун самодовольно улыбнулся. — Давайте выпьем за Рен-Рендука.

Он плеснул в хрустальные, как и графин, стопки себе, затем Максиму. Помедлив, налил третью, подвинул Шуру. Коротышку демонстративно проигнорировал.

Максим поднёс стопку ко рту, пригубил. Жидкость напоминала коньяк если не вкусом то градусами — точно. На Земле ему доводилось пару раз коньяк попробовать — не понравился. А тут он и подавно пить его не собирался.

Он поставил стопку, посмотрел на Шура. Сфинкс сидел, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Зато Рен-Рендук лихо опрокинул в себя жидкость, крякнул от удовольствия. Зачерпнул горсть красной смородины, высыпал в рот, принялся жевать, громко чавкая. Затем посмотрел на стопки Максима и Шура, усмехнулся.

— Что, не хотите радоваться за Рен-Рендука? Ваше дело. Между прочим, Маакс, мог бы и ты пойти в Задверь, а не прозябать в этой дыре. Не умеешь друзей выбирать, в этом твоя беда. Посмотри сам, с кем ты водишься?

Шур на выпад никак не прореагировал, а мысли Гуни и подавно были заняты другим. Он уже расправлялся со второй оладьей, миска сметаны как-то незаметно переместилась к нему на край стола и успела на половину опустеть. Теперь олли с вожделением смотрел на стопки с наливкой. И лишь почувствовав направленные на него взгляды, встрепенулся:

— А я чё? Я ничё. Не наливаете, и ладно. Ещё не известно, чиво вы там пьёте. Вот у нас в Од’доме наливка…

Он потянулся за очередной оладьей, но Рен-Рендук вдруг стукнул рукой по столу:

— А ну, недоросток, брысь отсюда! Булки слопал, и хватит с тебя! Нечего взрослые разговоры слушать. Спать иди. Од’дом ему, видишь ли, подавай.

Олли вздохнул, слез с табурета, побрёл в спальню. Максим хотел возмутиться вопиющей дискриминацией, но перехватил взгляд Шура и промолчал. Сфинкс поднялся из-за стола и ушёл следом за товарищем.

— Да уж, приятелей ты себе выбрал, — хохотнул им в спины Рен-Рендук. Подцепил вилкой кус мяса, сунул в рот. — Эх, Маакс, Маакс! Угораздило тебя и со стражей поссориться, и дочь местного князя обидеть.

Он жевал, но кус был слишком большим, не помещался целиком во рту. Подлива текла по подбородку, капала на новенький пурпурный жилет.

— За такие дела казнить вас всех следовало. Благодари Рен-Рендука, что живой. Не знаю, как ты и выкрутишься. Держался бы за Рен-Рендука…

— За вас?! — Максим наконец не вытерпел. — Вы же меня убить хотели, и в Вирии, и в Отстойнике, забыли? Да вы… вы… Вон, Зира за вас держалась. И где она?

Тиун засмеялся ему в лицо:

— Ты ничего не понимаешь, мальчишка. Победителей не судят. А Рен-Рендук побеждает всегда!

Он выпил ещё одну рюмку, потом ещё. Он смеялся и пил, хвалил себя и пил, хвастался и пил. Рен-Рендук праздновал. Максиму оставалось сидеть рядом с ним, слушать и мысленно просить, чтобы этот «праздник» быстрее закончился.

Когда гость поднялся из-за стола, от пиршества осталась только грязная посуда, да несколько раздавленных ягод на дне туесков.

— Всё, пора. Лодья в первом часу отплывает, вздремнуть ещё надо. — Тиун пошатываясь, двинулся к двери. Уже схватившись за ручку, обернулся: — Ты удрать не вздумай! Понадобишься ещё, понял? Э-э-эх, привязать бы тебя…

Икнул, погрозил Максиму пальцем и вышел.

Когда громко хлопнула калитка забора, в гостиную вернулся Шур.

— Он ушёл? — поинтересовался.

— Да. Он в Задверь уплывает.

— Хорошо. Я тоже собираюсь уходить отсюда. И Гундарин. А ты?

— Разумеется! Это же не Земля. Я готов сбежать хоть сейчас!

— Не сейчас, — Шур тряхнул гривой. — Гундарин враг здесь, я — чужой. И ты чужой, хоть и человек. Но ты можешь выучить язык. Разговаривай с ними, слушай, запоминай. Стань своим.

— Угу. — Максим помедлил. Спросил осторожно: — Шур, как ты думаешь, мы до сих пор на Вирии? Ну, на той самой планете? Или уже на другой?

Сфинкс ответил не сразу. Долго смотрел на него и лишь затем произнёс:

— Не знаю. Недостаточно информации.

Легко Шуру было предлагать — «разговаривай с ними»! Максим никогда не любил лезть к незнакомым людям с расспросами. Да что там, «не любил», — терпеть этого не мог! Характер такой, интроверт. Чтобы с кем-нибудь сойтись, сдружиться, ему требовалось не мало времени. Например, Димку Мёрзлого он с детства знал. С одноклассниками, опять же, десять лет на соседних партах сидели. С дворовыми уже сложнее: с одними дружишь, а с другими и связываться не хочется. Со взрослыми — и того хуже. Нет, не умел Максим вот так запросто заводить себе новых знакомых. Даже на Земле, в родном городе не умел. А здесь и подавно! Но Шур был прав — пока не выучил язык, о поисках двери в этом мире можно и не мечтать. И Максим принялся за работу.