— О, вот они досадные недоразумения! Здесь нет ничьих владений, каждый путник волен идти, куда ему заблагорассудится. Мы, Коолайнель, имеем счастье жить в этом дивном месте, а кто такие Тиолейнель, мы не ведаем. Но прошу вас, не говорите «уважаемый Коолайнель» в единственном числе. Это… это неприлично! Надо говорить: «уважаемые». Я сын Коолайнель. А эти, — он кивнул на своих молчаливых спутников, — младшие и самые младшие сыновья.
Максим понял наконец, в чём дело. Коолайнель — вовсе не имя, а название племени или народности, точно так же, как Тиолейнель. Общего самоназвания у этой расы не было, значит, пусть остаются лупоглазами. Но не это важно. Главное, препятствий им, кажется, чинить не намерены. Этот мир, и правда, оказался вполне дружественным. Трубки же — разумная предосторожность. Мало ли кто может позариться на такую планету! Гвыхи, например.
Он подошёл к костру, сел. Огница опустилась рядом. Теперь один лишь сфинкс оставался на ногах. И лупоглазы. Или как их там? Коолайнели.
— Нам было приятно познакомиться с вами, — заговорил Шур. — Но мы хотели бы продолжить путь…
Он жестом остановил возмущённо тычущего на недокоптившееся мясо Гундарина. Добавил:
— Пожалуйста, верните наше оружие. Оно нам понадобится в других мирах.
— Конечно-конечно! — поспешил поклониться «средний сын». Но смотрел он при этом не на сфинкса, а на растянутую на траве шкуру козы. — Однако имеется ещё одно досадное недоразумение. Вы умертвили лейель.
Шур и Максим быстро переглянулись. На пальцах сфинкса выдвинулись кончики когтей. И Максиму такой поворот в разговоре не понравился.
— Козу? — хмыкнул Гундарин. — Ну да, мы её съели. Кушать очень хотелось. Мы же не знали, что она ваша. На ней никакого ошейника не было.
— Мы приносим извинения… — начал было Шур. Но лупоглаз быстро поклонился и затараторил:
— Не надо извинений! Вы были голодными, мы понимаем. Ах, если бы это был самец! Мы бы только пожелали вам приятного аппетита. Но это была самка, понимаете?
— И что с того? — пожал плечами Максим. — В чём принципиальная разница?
— Она приводила детёнышей, маленьких лейель. Мама Коолайнель любит малышей. О, она так огорчится, когда узнает, что больше не будет маленьких лейель. Весь Коолайнель огорчится!
Максим решительно не представлял, о чём идёт разговор. Смысл тонул в витиеватом словоизвержении толмача. А Шур хмурился всё сильнее и сильнее. Нет, на лице сфинкса никакие эмоции не отражались, но Максим научился угадывать настроение товарища. Хотя и не понимал причину беспокойства.
— Макс, чего он от нас хочет? — дёрнула его за рукав Огница.
И замолчала под пристальным, изучающим взглядом лупоглаза.
— Можем ли мы компенсировать причинённый ущерб? — тихо спросил Шур.
— Э, какой там ущерб! — возмутился Гундарин. — Наверняка у них тут целые стада таких коз пасутся. Съели и съели.
Лупоглаз вновь поклонился. Произнёс задумчиво, словно размышлял над предложением:
— Компенсировать… Я не знаю, что и ответить вам, уважаемый Урмшур. Разве что спросить у мамы Коолайнель… Да, мы так и поступим! Мы с вами пойдём к маме Коолайнель и спросим, как компенсировать.
— А если мы не захотим никуда идти? — быстро спросил Шур.
— Вы же сами предложили компенсировать? — удивился «средний сын». — О, мы опять теряем взаимопонимание!
Он часто-часто закланялся, и точно по команде «младшие сыновья» приподняли трубки. Видно, расстроились, что взаимопонимания не получается.
— Гы, а почему сразу не к папе? — хмыкнул коротышка, не уловивший ни малейшей угрозы в этом движении. И пожал плечами: — А чего ж? Пойдём, поговорим с вашей мамой.
Он проворно вскочил, будто вознамерился немедленно отправиться в путь. И тут же с сомнением почесал лысину:
— Тока вот незадача: у нас мясцо коптится. Нужно, чтоб за ним кто-нить приглядывал.
— Если уважаемый Урмшур, — лупоглаз поклонился с особой почтительностью, — возьмёт на себя эту заботу…
— Нет, — перебил его сфинкс. — Эту заботу возьмёт на себя уважаемый Гундарин-Т’один.
И когти на его пальцах показали свои кончики.
Максим по-прежнему не понимал, чем до такой степени обеспокоен его друг. Лупоглазы даже с их трубками не выглядели кровожадными. Убили они их козу, что ж теперь? Заставят отработать? Или потребуют что-то взамен? Из ценного у путешественников были лишь карта и станнер. О карте лупоглазы не знали и не узнают. А станнер… Да, без него придётся туговато. Но в крайнем случае… Ладно, договорятся как-нибудь. Может, лупоглазы согласятся на отработку?
Вели их достаточно долго. И непонятно куда — едва отошли от озера, как на глаза всем троим нацепили непрозрачные повязки. Проделали это вежливо и аккуратно, с бесконечными извинениями и раскланиваниями, но всё равно Максиму сделалось не по себе. Непонятно, кем себя считать: гостями или всё же пленниками? Хорошо хоть руки связывать не стали.
Потом их поднимали вверх на скрипучей деревянной платформе. Снова вели, теперь по мостикам, лесенкам, таким же деревянным и скрипучим. Максиму мучительно хотелось приподнять повязку, но он не осмелился. А когда глаза наконец развязали, увиденное ему совсем не понравилось.
Они стояли в комнате с дощатыми полом и стенами. Сильнее всего она напоминала тюремную камеру, потому как была перегорожена деревянной решёткой. Максим и Шур оказались по одну строну от неё, Огница — по другую. И вместо потолка в комнате тоже была решётка. Над ней тихо шелестела густая листва.