Впрочем, твёрдого пола было не много — зазор в полметра между краем спирали и отвесной гладкой стеной ярко-синего цвета. Сильнее всего это напоминало колодец, выдолбленный в каменном монолите, только цвет для камня был необычный.
Максим задрал голову вверх, и сравнение с колодцем перестало ему нравиться. Потому что до верхней кромки было метров двадцать, не меньше. И если выемки в стене как-то могли претендовать на название ступеней, то о поручнях никто не позаботился…
— Ох!
Он обернулся на звук. Огница вращалась, словно на юле, крутила головой с широко распахнутыми глазами.
— Ух ты… Макс, где это мы?
Он лишь плечами пожал в ответ. Хотел посоветовать перебираться ближе к стене, но не успел — Гундарин выткнулся почти на том же самом месте, что и девушка. Отпихнул её в сторону, потёр ушибленную макушку, злобно уставился на княжну.
— Ты чего тут расселась?! А ну брысь!
Проворно соскочил со спирали, постучал костяшками пальцев по стене колодца. Потом смахнул со лба выступивший пот.
— Душно у вас тут, прям как в духовке. Сразу пить захотелось.
— Макс, а я опять не понимаю, о чём он говорит, — растерянно сообщила Огница.
— Во как! — Гуня покосился на неё. — У рыжей духота мозги отшибла
Максим переводил взгляд с одного на другую и всё отчётливее понимал, что поторопился покинуть мир лупоглазов. И ладно загадку белой башни не разгадал. Но он и кое-что куда более насущное выпустил из памяти. Расслабился, путешествуя на гравилётах.
С Шуром Огница не столкнулась, успела отползти в сторону. И когда сфинкс ловко отпрыгнул к стене, Максим признался:
— Ребята, я вас предупредить забыл. На карте возле отметки двери надпись была: «Иметь запас воды и продовольствия на 8 суток».
Сказал и потупился виновато.
Несколько секунд все молчали. Коротышка почесал макушку, пнул пару раз вращающуюся у его ног спираль. Вздохнул:
— А ты вовремя вспомнил, однако.
Максим говорил на добрийском, чтобы и Огница поняла. Потому она тоже испуганно уставилась на него:
— И что теперь делать?
— Выбираться из этого колодца, — ответил вместо него Шур. — Припасы растянуть на восемь дней мы сможем, с голоду не умрём. С водой будет хуже. Но здесь её всё равно не найдём, так что полезли наверх.
— Как же мы туда выберемся? — недоверчиво уставился на него Гуня. — Олли летать не умеют, по стенкам бегать тожить.
— Есть лестница, — сфинкс подошёл к ступеням, стал на нижнюю. — Прочно, не скользко, выберемся.
У Максима такой уверенности не было, но Шур правильно сказал — сидеть на дне колодца бессмысленно. Нужно выбраться, оглядеться. И уже там принимать решения.
Карабкаться по отвесной стене было тяжело, долго и ужасно жарко. Пот заливал глаза, взмокшие пальцы не хотели держать, и с каждым метром усиливалось ощущение пустоты за спиной. Максим поднимался первым, и от этого становилось ещё страшнее. Оступится, упадёт, и товарищи, что карабкаются следом, не удержатся. А край колодца, казалось, застыл на месте. Всё время хотелось оглянуться, проверить, — может, на самом деле так? Но оглядываться, смотреть вниз было нельзя.
К счастью, даже самое трудное и утомительное занятие рано или поздно заканчивается. Настала всё-таки минута, когда Максим ухватился за последнюю ступень, затем — за кромку, поднялся ещё, перевалился через край. Отполз от колодца, сел, огляделся. И понял — решение принимать с тем же успехом можно было и на дне.
Во все стороны стелилась ярко-синяя каменная равнина, покрытая сетью белых линий, разбегающихся от колодца. Идеально гладкая, идеально плоская равнина. Она даже у горизонта не заканчивалась! Постепенно размывалась, её синь смешивалась с небесным изумрудом. Оттого казалось, что сидишь внутри огромной сферы, и стоит подняться — оторвёшься и будешь лететь вверх, пока не шмякнешься на солнце.
Максим протёр глаза от заливающего их пота. Сфера — это, конечно, иллюзия. Они попали в очередной плоский мир. Пустой, девственно чистый мир. Ни животных, ни растений, ни холмов, ни рек. Лишь бесконечная синяя пустыня, расчерченная белыми линиями.
Ему показалось внезапно, что в этой мысли скрыта разгадка. Или очень близко к разгадке. Но тут над краем колодца показалась рыжая макушка Огницы. Девушка выкарабкалась, буркнула, хмуро глянув на него: «Мог бы и руку подать!» Не вставая с четверенек, подползла, села. Погладила синюю поверхность, поинтересовалась:
— Это что, камень? Никогда б не поверила, что камни бывают такого цвета. — Посмотрела по сторонам, добавила: — Как океан.
Разгадка, крутившаяся где-то рядом, ускользнула. Максим досадливо вздохнул, встал, и пошёл к Шуру, вытягивающему привязанного верёвкой Гуню.
Идти по гладкой равнине вдоль прочерченной по ней полосы оказалось легко… первые несколько часов. Ещё бы — ноги в грязи не вязнут, об камни не спотыкаешься, за корни и кусты не цепляешься. Если бы не духота. Криссовская одежда охлаждала кожу, но только те участки, которые прикрывала. А уж воздух она и подавно не кондиционировала. В самом лучшем положении оказалась Огница со своей курткой с длинными рукавами, брюками, стянутыми тесёмками на щиколотках. В самом худшем — Шур с набедренной повязкой и банданой. Хотя сфинкс духоту переносил на удивление стойко. Зато Гуня ныл беспрестанно, просил разрешение выпить воды. Шур не разрешал — воду следовало экономить.
Первый привал они устроили, когда идти сил не осталось. Соорудили какой-никакой навес из подстилок и одеял, забрались под него, Гуня целиком, прочие — сколько поместится, выпили по глотку воды и постарались заснуть. Впрочем, у Максима заснуть не получилось. Потом начали останавливаться чаще. Они превратили это в ритуал: соорудить навес, глотнуть воды, лечь. Автоматизм движений заставлял не думать, сколь таких отрезков пути их ждёт. Каждую третью остановку старались немного поесть и поспать. Хоть и прикрывали головы конфискованными у запасливого Гундарина тряпичными лоскутами, но от жары всё равно мутило. А может быть не от жары, а от одуряющего однообразия синей плоскости, перечёркнутой белой линией? Словно мелком на школьной доске…