Младшие братья - Страница 64

На седьмом привале у коротышки закончилась вода во фляге. Закончилась она, очевидно, гораздо раньше, но выяснилось это, когда Гуня, жалобно наблюдавший, как товарищи полезли в сумки за флягами, не выдержал:

— Шур, а дай и мне глоточек хлебнуть.

— У тебя же ещё оставалось?

— Мож, я закупорил неплотно? Вытекла…

От одной мысли, что драгоценная влага могла вытечь зря, во рту у Максима стало ещё суше, хоть суше уже невозможно. Он поспешно сделал свой законный глоток. На счастье, не последний.

Огница просьбу коротышки, естественно не поняла, переспросила. А когда Максим перевёл, гневно свела брови:

— Врёт он! Вылакал всю воду. Я видела, он специально отставал.

Против ожидания, Гуня не спорил. Он весь сжался, сморщился, сделался ещё меньше, чем был.

— Это правда, Гундарин-Т’один? — строго спросил Шур. — Ты выпил всю воду?

Коротышка шмыгнул носом.

— Шур, я бы умер, если бы не глотнул. Правда.

— Вылакал свою долю, пускай теперь что хочет, то и делает, — торжествующе объявила Огница. Приложила флягу к губам, отпила. Принялась тщательно закупоривать горлышко, будто издевалась над коротышкой.

Шур помедлил, разглядывая её. Тряхнул гривой, объяснил:

— Мы поделимся с ним водой. Он виноват, и будет наказан. Но не сейчас. Сейчас надо выжить. Всем. Переведи, Макс, — и протянул коротышке флягу.

Максим перевёл, хоть шевелить растрескавшимися губами было чертовски больно. Огница аж вскинулась:

— Делиться?! С какой радости? Если у шерстяного вода лишняя, пусть делится. А мы свою не дадим!

Максим начал было переводить на русский, потом сообразил, что этого от него не требуется. Надо же, как в голове шумит — совсем соображать перестал. Мало одного глотка воды, мало. Девчонка права, куда же тут делиться? Фляга и так почти пустая, на оставшиеся шесть дней никак не хватит. И если коротышка не дойдёт, то сам виноват…

Голова сама собой качнулась. Отрицательно. И спёкшиеся губы сами собой прошептали:

— Я поделюсь.

На пятнадцатом привале они доели последнюю яблоко-дыню. Плод сморщился, усох, влаги в нём уцелело едва ли половина, но всё равно, это была влага. И калории, чтобы поддержать силы. В котомках оставалось несколько ломтей копчёного мяса, но от самой мысли положить это в рот становилось дурно.

На двадцатом привале у Максима закончилась вода во фляге. Он знал, что это случится, но когда последняя капля выкатилась из горлышка, сделалось страшно. Шур взглянул на него, но ничего не сказал. Его последний глоток только что допил Гундарин.

А во время следующего «спания» Максиму приснился сон. Приснились Земля, дом, родная ростовская квартира — впервые с той самой ночи, когда его похитили криссы.

Их квартира выглядела странно пустой. Нет, вся мебель, вещи, знакомые с детства, были на месте. Но ощущение пустоты не уходило. Не из-за того ли, что комнаты были слишком велики? Он бесконечно долго бежал по коридору, оскальзываясь на ярко-синем линолеуме. И кухня была огромной, и старенький холодильник «Атлант», разросся до невероятных размеров. Максим распахнул его дверцу и зачаровано замер.

Холодильник весь был завален бутылками с минералкой, даже в морозилке притаилось несколько штук. Вода была холодная, прозрачная, манила прилипшими к стенкам пузырьками. Но… она не хотела выливаться! Максим хватал бутылки одну за другой, откручивал пробки, опрокидывал, прижимая горлышко к пересохшим губам, — вода не текла! Она была там, внутри, шипела, пенилась… и не хотела выливаться.

Отчаявшись, он бросился к мойке. Пить воду из-под крана негигиенично — это каждый знает. Но Максиму было плевать. Он хотел пить!

Вода ударила тугой звонкой струёй. Он радостно засмеялся, подставил под неё лицо, рот… и не почувствовал влаги. Вода была ненастоящей, так, мираж, иллюзия. Вода издевалась над ним, и он ничего не мог с ней поделать.

Он заплакал. Заплакал без слёз — слёзы тоже не желали течь. Всхлипывал и шептал еле слышно: «Ну пожалуйста, хоть капельку!»

За спиной тихо зашуршало, хлюпнуло. Максим резко обернулся. Одна из бутылок упала, выплеснула лужицу воды. Он опустился на четвереньки, коснулся лужи губами. Это была вода, настоящая! Он принялся жадно лакать.

Лужица оказалась крохотной, Максим вылакал её досуха. И попросил ещё. Сам не знал у кого.

— Больше нет. Это была последняя.

Он с трудом разлепил веки. Разумеется, он лежал не на полу ростовской квартиры. Под ним была всё та же пустыня из синего камня. Прямо на белой полосе сидела Огница, сжимала в руках пустую флягу.

— Больше воды нет, — повторила она.

Медленно, очень медленно, Максим сел.

— Ты отдала мне последнюю воду…

— Ты просил пить и плакал…

— Мне снился дом… там, на Земле. — Он помолчал, добавил: — Наверное потому, что я его никогда не…

— Макс, нужно вставать — не дал договорить Шур. — Нужно идти, пока у нас есть силы.

Потом они встретили Инженера. Старик сидел на белой полосе, укоризненно качал головой.

— Я забыл про воду, — честно признался Максим.

— Впредь будь внимательнее. Не зря же я дал тебе карту!

— Зря. Мы все здесь умрём.

— Глупости. Рановато тебе думать о смерти, ты и половину пути не прошёл.

— Не пройдёт он, не пройдёт! Слабак он! — заверещали криссы. Они порхали на диванчиках-летателях, болтали в воздухе босыми ногами, корчили рожи.

— И вовсе он не слабак! Он самый лучший игрок в нашей команде.

Ильма и Зира сидели в большой круглой ванне, до краёв заполненной густой, чуть маслянистой жидкостью. Оранжевые майки их намокли, прилипли к телу. И волосы у девушек были мокрые.